Истории «Кэтти Джей» - Страница 116

116

Что за мучение — проснуться посреди ночи оттого, что икру туго сдавило и режет, как ножом! Подобное случалось с ним после загула или пары лишних капель шайна. Хотя бывало, что он укладывался на своей неудобной койке на трезвую голову, и в ноге нарушалось кровообращение.

Секунды перед приступом оказывались самыми мерзкими. Фрей всегда успевал повернуться и найти позу, которая избавила бы его спазма. Но это никогда не помогало. И когда начиналось неизбежное, у него перехватывало дыхание, он беззвучно стонал, метался и обеими руками мял больную ногу. Разумеется, Дариан задевал багажную сетку, и на него падали чемоданы и грязная одежда.

Но после ужасной одуряющей боли наступало облегчение. Оно приносило такое блаженство, что предшествовавшие страдания казались ерундой. Фрей лежал, погребенный под своими же вещами, хватал ртом воздух и благодарил Небеса за спасение.

Он давно усвоил, что резкое напряжение икроножных мышц причиняет ему страшные мучения. А сегодня палач познакомил его с электрическим стулом. И сейчас Фрей снова испытывал чудовищные муки. Только уже во всем теле.

Если выживу, — решил он, — плевать мне на судороги в ноге.

Невероятная боль, от которой потемнело в глазах. Выгнулась спина, мышцы напряглись так, что еще секунда — и хрустнут кости. Громко заскрипели зубы, лицо перекосилось в немыслимой гримасе.

А потом все закончилось. И ему стало настолько хорошо, что захотелось упасть на пол и заплакать. Он подался вперед на своем сиденье, насколько позволяли пристегнутые к подлокотникам руки. На лбу обильно выступил пот, грудь бурно вздымалась.

— Повторим? — раздался вопрос. — Или хватит?

Фрею потребовалось напрячься, чтобы поднять голову. Большие серые глаза палача смотрели на него с искренним пониманием и даже сочувствием. Это был красивый изящный мужчина, одетый в тщательно выглаженную голубую форму. Дариан почему-то вспомнил, что это геральдический цвет герцогов Лапинских.

— Сам попробуй, — ответил он, искусно сымитировав угрожающую ухмылку. — Здорово бодрит.

Стражник, стоявший у двери — здоровяк, одетый в такую же форму, — улыбнулся. Правда, быстро сообразил, что служба прежде всего. Палач, напротив, скривил недовольную мину и покачал головой. Затем неторопливо подошел к аппарату, стоявшему рядом с электрическим стулом. Зловещего вида металлический ящик был утыкан циферблатами и регуляторами с полукруглыми шкалами.

— Наверно, еще недостаточно, — произнес он и повернул один из рычагов на несколько делений.

Фрей напрягся.

Страдания длились как будто бесконечно и снова резко закончились. Помещение обрело четкие очертания. Он представлял себе камеры пыток мрачными сырыми подземельями в старых крепостях, но эта комната оказалась чистой и светлой. Она напоминала врачебный кабинет, а не тюремный застенок. Ярко светили электрические лампы. На столиках и в шкафах лежали подносы с разнообразными инструментами. А на полках стояли аккуратные ряды бутылочек, флаконов и коробочек с лекарствами. Лишь металлическая дверь с прорезанным в ней окошком выдавала суть происходящего.

Заготовленное признание, чернильница и перьевая ручка уже поджидали Фрея на столе. Палач любезно прочел его пленнику еще вчера, перед тем, как взяться за дело. Текст оказался вполне предсказуемым: «Я, Фрей, признаю все обвинения, которые мне предъявлены, до последней, будь она проклята, точки. Я со своей командой решил убить сына эрцгерцога, потому что мы — жадные и злобные сволочи. И мы потом хорошенько повеселились. Это затеял я сам, и к преступлению, конечно, не причастен никто другой, в особенности герцог Грефен и Галлиан Тейд. Они оба — чистые и прозрачные, как стекло. Да и сами они благоухают розами и миндалем… И так далее…»

Палач взял ручку и протянул ее Дариану.

— Послушай. Зачем упрямиться? Тебе отсюда не выбраться. Ты проживешь еще несколько часов. К чему портить себе последние мгновения?

Фрей сморгнул с глаз обильный пот и тупо уставился на перо. А если подписать? Обычная формальность. Как только явятся Грефен и судья, будет устроен показательный суд. Всех заключенных повесят. Впрочем, порядок процедуры может оказаться и другим.

Но он не мог. Он не сделает этого, даже для того, чтобы принести пленникам передышку перед смертью. Он должен драться за каждый миг, растягивать каждый дюйм будущего существования. И неважно — как долго он еще будет жить.

Подписать признание означает одно — сдаться. Фрей отказывался не потому, что питал надежду на справедливость. Он сопротивлялся ради самого сопротивления. Наверное, он выглядел жалким и бессильным. У него на душе лежал тяжелый груз. Он почти добился успеха в своих начинаниях. Ему практически удалось вытащить команду из той передряги, в которую он сам ее втравил. Вот что его бесило по-настоящему.

И он наслаждался каждой одержанной победой, даже крохотной. Джез неведомо как сумела обмануть врагов и увела корабль. Грефен не примчался в тюрьму, чтобы разобраться с ними. Выходит, что Триника Дракен не уведомила его о потере «Кэтти Джей». Она, вовсе того не желая, подарила пленникам немного времени.

Ему дважды удалось обвести ее вокруг пальца. И это грело ему сердце. Он не упустил из виду, что Триника постоянно держала компас и карты при себе. Они были при ней во время спуска на катере с «Делириум Триггер» на посадочную площадку Мортенграса. Она боялась, что их снова украдут, и стала очень подозрительна.

Немного. Но все же… это были победы Фрея.

116